Насколько правильно мы понимаем природу страха и тревоги — основных эмоциональных процессов при тревожных расстройствах?
Джозеф ЛеДу (Joseph LeDoux), ведущий нейробиолог, исследующий природу этих эмоций, с чьей лёгкой руки мы когда-то начали рассматривать миндалевидное ядро как «центр страха», пытается исправить это ставшее всеобщим заблуждение.
Цитата из статьи на nymag.com:
ЛеДу начал свою научную карьеру под руководством нейробиолога Майкла Гаццанига (Michael Gazzaniga), известного по исследованиям пациентов с «разделённым мозгом», то есть тех, чьи полушария были разделены путём хирургической процедуры, призванной облегчить протекание тяжёлой эпилепсии. Мозг таких людей неспособен интегрировать информацию с двух сторон тела привычным образом. В экспериментах с пациентами с «разделённым мозгом», например, можно представить информацию только одной половине мозга (показывая её только с одной стороны поля зрения) и наблюдать, как вторая половина мозга пытается создать повествование, которое бы объяснило последовавшее за этим поведение человека, о котором он даже сознательно не подозревал. Например, если правому полушарию человека продемонстрировать смешное изображение, пациент может рассмеяться, не понимая причины этого. Вместо того, чтобы признать своё замешательство, он, скорее, скажет нечто вроде: «Вы, ребята, такие смешные». В таких исследованиях ЛеДу своими глазами видел упорные попытки мозга на лету создать нарратив, который мог бы объяснить ему самое себя. «Идея в том, что именно этим и занимается сознание, — говорит ЛеДу, — оно объясняет поведение».
Эти ранние наблюдения составляют фундамент точки зрения ЛеДу о том, почему мы переживаем такие эмоции как страх или тревога. Перед лицом опасности мозг переключается в защитный режим, распознавая опасность быстрее, чем наш сознательный разум в принципе может сообразить, и посылает целый ворох исполнительных приказов по всему мозгу и телу, подготавливая все системы к действию. Лишь после того, как этот процесс начался, эмоции наподобие страха и тревоги достигают сознания и лишь в том случае, по словам ЛеДу, если «ваш мозг может осознавать собственную деятельность», то есть ваш мозг обладает «способностью к концептуализации всех этих процессов, способностью лингвистически их обозначить и интегрировать с мыслями и воспоминаниями». Другими словами, страх и тревога не «зашиты» в мозг как базовые реакции на мир вокруг нас — скорее, «зашиты» те реакции, которые вызывают их, и они ведут к появлению этих эмоций лишь в том случае, если мозг интерпретирует их как таковые.
По мнению ЛеДу, проблема в том, что в науке широко распространена практика действовать так, будто не существует практически никакого разделения между инстинктивными реакциями и самими чувствами страха и тревоги. Он убеждён, что страх и тревога — это отдельные феномены, имеющие истоки в других отделах, и они задействуют целый набор разных регионов мозга, включая те, что участвуют в формировании сложных функций языка и памяти. Чувствовать страх означает осознавать страх, поэтому вопрос о том, где на самом деле в мозгу обитают такие чувства как страх или тревога, тесно связан, ни много ни мало, с такими загадками как появление в мозгу самого феномена сознания…
ЛеДу считает, что его понимание страха и тревоги имеет последствия не только для разработки препаратов, но и для психотерапии. Если, перефразируя Кьеркегора, тревога это цена, которую человек платит за свободу, ЛеДу полагает, что эту цену можно снизить, если привнести в процесс психологического лечения тревожных расстройств более утончённое понимание работы мозга. Поскольку в случаях, когда тревога выходит из-под контроля, задействованы как сознательные, так и бессознательные механизмы, эффективная терапия, по мнению ЛеДу, должна действовать по-разному на каждом из этих уровней: вначале необходимо обуздать разбушевавшиеся бессознательные нейронные сети, а уж затем на втором этапе можно начать работать с более высокоуровневыми процессами мыслей и чувств.
Эти рассуждения находят отражение в моих личных наблюдениях. Интересно, например, что есть пациенты с классическим паническим расстройством, у которых панические атаки имеют совершенно типичные вегетативные проявления — сердцебиение, потливость, жар в теле, онемение конечностей и т.д. В то же время есть пациенты, у которых приступами возникают те же самые симптомы, но не вызывают у них и мгновения страха. Для них эти вегетативные симптомы просто досадное неудобство. Если не брать в рассчёт страх, характер симптомов и динамика их развития практически идентична. Просто у одних они вызывают чувство страха, а у других нет.
Поскольку я часто работаю с трансовыми состояниями, мне приходится встречаться с самыми разными спонтанными бессознательными проявлениями разума на уровне ощущений, двигательных проявлений и образов. И здесь точка зрения ЛеДу находит своё отражение. Часто в работе с тревогой я начинаю работать с бессознательным компонентом тревоги — физическими ощущениями и напряжениями мышц, с помощью определённых техник трансформируя их в нечто более комфортное. Никогда нельзя заранее предположить, к какому пониманию, к какой эмоции придёт пациент в процессе такой работы, но по мере работы человек самостоятельно или с моей помощью начинает интерпретировать меняющиеся физические ощущения и движения, и этот поток интерпретаций и ассоциаций весьма пластичен и поддаётся определённому терапевтическому влиянию. Вслед за изменением бессознательного физического компонента следует работа с более осознаваемыми и контролируемыми процессами — чувствами, эмоциями и идеями.
С этой позиции многие психотерапевтические техники обретают несколько иное измерение. Так, процесс исследования так называемых глубинных убеждений в когнитивной терапии вполне можно переформулировать как процесс интерпретации бессознательных процессов самим пациентом и обозначения их как убеждений. В каком-то смысле, глубинное убеждение не существуют в сознании само по себе до тех пор, пока мы не интерпретируем наш внутренний опыт как убеждение. Иначе говоря, происходит интеграция бессознательных процессов с осознаванием и лингвистическое определение их как эмоций, убеждений, мыслей, чувств, схем и др. Поведенческие интервенции с этой позиции представляют собой, по сути, экспириентально-когнитивные интервенции, в которых человек получает определённый опыт, фиксируемый имплицитно на бессознательном уровне, который он далее осознаёт и интерпретирует это как формирование новых убеждений.
В общем, как говорил Милтон Эриксон, большая часть нашей жизни определяется бессознательным.
Casey Schwartz. A Neuroscientist Argues That Everybody Is Misunderstanding Fear and Anxiety.